Бессмертие… Да кому оно нужно? Свою бессмертную сущность я ненавидел так яростно с того самого момента, как осознал, кем стал. Я мечтал о силе, хотел внушать страх и желал получить уважение. А что я имел? Да, у меня появилась сила, превосходящая кого-либо из ныне живущих, но те, кто знал о ней, либо были давно мертвы, либо были такими же проклятыми как и я. Меня боялись, но расплачивался я за это всеобщей ненавистью, не получая ни капли уважения. Но наверное, я никогда прежде не желал быть человеком сильнее, чем сейчас. Никогда прежде я не понимал в полной мере, сколько же всего я потерял, навеки расставшись с человеческой сущностью. Моя вполне возможная история жизни пронеслась перед моими глазами. За меня наверняка бы отдали миловидную барышню, которая никогда не слыла первой красавицей, но и дурнушкой не была. Наверняка это была бы скромная девушка из семьи пастыря небольшого прихода или обедневшего дворянина, не сохранившего ничего кроме своего титула . Перед моим внутреннем взором появилась скромная церковь, старик священник с трясущимися руками и тихим голосом, несколько родственников моей будущей супруги и даже, возможно, пара-тройка гостей с моей стороны. И невеста в простом небогатом платье об руку со своим отцом. А потом, через несколько лет, у меня уже мог бы быть наследник, наверняка не один, и две дочери, которых решительно никто не мог бы назвать красавицами, но все соседи непременно находили бы их почти хорошенькими. И, если бы мне повезло, я бы может быть, был сейчас жив. Едва заметная улыбка появилась на моем лице, когда перед моим внутреннем взором возник мой же портрет. Однако не было той губительной привлекательности, присущей всем дьявольским отродьям, лицо было покрыто морщинами, в глазах едва теплился живой огонь, который я утратил еще с первой пролитой мною кровью, и как я считал, навеки. Я мог бы быть человеком. Когда-нибудь заблудший путник, проходящий по давно поросшему лесом заброшенному кладбищу с трудом, но мог бы прочитать мое имя на надгробной плите.
Я вновь посмотрел на неё, неожиданно для себя понимая, что у неё тоже могла бы быть нормальная жизнь. Заботливый муж, дети, заботы о том, как бы выдать замуж своих дочерей, которые бы прекрасны как ночь, и спокойная старость и вполне закономерный конец. Но я мог только строить догадки о её жизни, при том отлично понимая, что в итоге её тело, как и мое, будет сожжено первыми лучами рассвета того злополучного дня, когда дьявол наконец-таки захочет увидеть своих верных слуг пред собой.
Её такой простой, казалось бы, вопрос, обрушился на меня словно скала. За последние несколько минут я нашел в ней столько близкого мне, что её недоверие было невыносимо. Я уже отвел свой взор в сторону, надеясь хоть так обрести ясность мышления, когда пощутил её прикосновение к своей ладони. Я удивленно посмотрел на свою ладонь, словно не веря в то, что это её осторожные хрупкие пальцы. Но нет, это была все та же Белла, которую я ненавидел еще час назад, и которая сейчас все крепче сжимала мою ладонь. С еще большим изумлением я поднял глаза на неё. Сознание отказывалось верить в её слова, хотя разум подтверждал, что они срываются с её губ и это её голос эхом звенит в моей голове. У тебя есть… есть я. Я страстно желал этого в тот миг, но я боялся, что завтра снова встречу холодное раздражение и ненависть. Хотя с новым рассветом и я мог с легкостью забыть обо всем том, что произошло в этой пыльной комнате этой ночью.
- Мы уйдем от них подальше, - прошептал я, резко прижимая девушку к себе и почти касаясь губами её уха. Еще через мгновение я, все так же крепко прижимая Беллу к себе выпрыгнул из окна, а затем, вцепившись в её руку смертельной хваткой, потащил за собой вглубь леса. Сухие стволы мертвых деревьев проносились мимо, а я… А я никогда раньше не чувствовал себя таким живым как сейчас. Даже тогда, когда я был человеком, во мне было меньше жизни, чем сейчас, как бы странно это не звучало. Какое-то сущие безумие застилало мой разум, дьявольское, все всяких сомнений, но оно было мне дороже решительно всех даров небес. Я понятия не имел, что со мной происходило, но абсолютно четко понимал, что та, чью ладонь я так крепко сжимал имела к этому самое прямое отношение.
Я резко остановился на поляне, наденой мной совершенно случайно пару дней назад. Большую её часть занимало холодное стекло озера, в котором равнодушно дрожало отражение луны. Не гляда на Беллатрису, я отпустил её руку и медленно подошел к кромке воды. Присев, я попытался поймать пальцами лунное отражение, но стоит ли говорить что оно легко ускользнуло от меня, разбежавшись рябью по водной глади. Я некоторое время наблюдал за игрой света на черном зеркале, забыв о времени, пока поверхность озера вновь не восстановила свою первоначальную идеальную гладь.
- Я родился в Шотландии почти семь десятилетий назад, - нарушив молчание произнес я. Не знаю, почему мне вздумалось ей это рассказать. Наверное потому, что её упрек, брошенный вскользь, до сих пор болезненно стучал по вискам. – Ты когда-нибудь была там? Как много я видел за свою жизнь… - я на секунду запнулся, осознав, что слово «жизнь» не приемлимо в моем случае. - … за свое существование мест более прекрасных, чем скалистые берега и пустынные горы. Но в них есть свое особое очарование, понятное разве что таким ненормальным как я. Хотя я понимаю это только сейчас, через столько лет, - я замолчал, собираясь с мыслями. Некоторое время я смотрел на бездушную луну, которая медленно передвигалась в сторону запада. – В Шотландии делают лучший виски из всех, что я когда-либо пробовал, - тихо, едва слышно произнес я, снова попытавшись поймать лунное отражение, но снова безуспешно. – Кто-то бы мог сказать, что мне повезло родиться в одном из главенствующих кланов, хотя я с малых лет понимал, что я не имел ничего общего с этими… людьми. Мне хотелось большего. – Перед глазами проносились картины прошлого, отвратительного, как я понимал сейчас, но все же человеческого. Тогда я знал, что значит действительно пьянеть до потери рассудка, что значит ввязываться в опасные истории, которые волне могли бы кончиться весьма плачевно. Хотя моя семья наверняка лишь вздохнула бы с облегчением, получив одним прекрасным утром известие о моей смерти. – Они ненавидели меня, а я был слишком слаб, чтобы пытаться что-то с этим сделать.
Я замолчал, не решаясь продолжать дальше. Весь клан знал о моих слабостях и желаниях, но вряд ли кто-то догадывался о истинных причинах. Я не пытался скрыть историю своей жизни, но каждый из нас всегда интересовался лишь собой и до чужих проблем никому не было дела. Еще один из плюсов и еще один из минусов вечной жизни. Наверное, только Маркус знал о каждом из нас чуть больше, чем знали остальные. Но не больше, чем ему было нужно. Она же обо мне не знала ровным счетом ничего, и я даже не был уверен, что она желала что-то знать. Но её слова, сказанные там, в особняке, все еще звучали в моей голове, живительным теплом растекаясь по давно остывшим венам. У тебя есть… есть я. Но на долго ли?
